Фоня прошелся вдоль очереди за проверкой на благонадежность раз, другой. Потом перекинулся парой словечек кое с кем из стоящих в ней гастербайтеров. Так что отсутствовал он, в общей сложности, недолго, всего минут десять. Потом Афанасий возвратился к Диане и принял от нее свое имущество. И девушка увидела, что возвратился он не один. Несколько таджиков несмело топтались теперь рядом с ним, и кидали опасливые взгляды на вершителей из УФМС. "Этих я забираю", - распорядился Мальцев. "Наверх. Показания давать". Начальник Евгений Алексеевич снова в ответ только плечами пожал. Наверное, такая у него привычка.

Вся шайка с Фоней во главе затопала на выход. «А что-то есть между ними общее», - подумала Скалкина. Не про Мальцева и горемык-нелегалов, а только про горемык. И тут же поняла, что – у всех них не было на ногах человеческой обуви. Один шлепал сланцами, другой вьетнамками, третий шлепал сандалиями, у четвертого оригинала на ногах красовались белые тапки, кем-то заботливо спертые из турецкого отеля…
Выбравшись на свет Божий, Мальцев ни слова не говорят плюхнул свой рюкзак на лед, рассупонил и начал метать оттуда самые неожиданные предметы. В ассортименте у рюкзака Мальцева значились: лепешки белого хлеба, банки тушенки, чай, «Терра Флю», антибиотики, мазь Вишневского, пластыри, упаковки трусов-«неделек», шерстяные носки, связанные попарно шнурками дешевые кроссовки и пластиковые пакеты. По одному из наименований Мальцев выделил каждому , так что возле каждого из гастербайтеров вскоре очутилось по кучке всякой всячины. Но никто из облагодетельствованных к своему «джентльменскому набору» даже не притронулся. «От Рифата», - сообщил тогда Мальцев. «Бери, убегай!»
Первым шевельнулся самый молодой, довольно миловидный паренек лет 18-ти. Он схватил мешок, свалил в него все дареное добро, и припустил к улице. «Эй, кроссовки надень! На дворе минус 8!» - проорал ему вдогонку Фоня. «Кроссовки зимние. С теплым носком», - пояснил он Диане таким извиняющимся тоном. Диана задумчиво глядела вслед удаляющемуся каравану из таджиков с белыми пластиковыми пакетами в руках.

- Знаете, Мальцев, смысл вашей деятельности от меня все время ускользает, - призналась она. Афанасий понурился.
- Не было их там, - буркнул он. - Только люди.
- Не было нечистой силы, вы хотите сказать? Как их…, мор? – конкретизировала Скалкина.
- Да, - подтвердил Фоня. – Вы же видели: коврики для намазов на месте. Еда есть, а воды мало. Моры по происхождению болотники, воду любят. Да и мелочи всякие. Анчоусы туповаты, часто путаются в человеческой одежде, могут и куртку на ноги натянуть. Ну, и, там, запахи, и как движутся. Оттенки кожи, глаза… Не было анчуток...
- Ясно, - сказала Диана. – А Рифат - это кто?
- Рифата я придумал, - сознался Мальцев. – Так просто они вещи могут и не взять, что-то подозревают, не знаю… А «от Рифата» чаще всего берут…
- И от какой же организации вы все это таскаете? – продолжала выспрашивать Скалкина, в которой годы пиара так и не вытравили репортера изначального.
- Э-э… Ни от какой. Я сам. Мне не трудно, - снова «заизвинялся» Мальцев.

И пока Диана пристально разглядывала столь редкостный экземпляр, что, пожалуй, попадается ей на московской земле впервые, оба услышали: «Лева, лева иди. Шайтан горатгар там!» Крикнуто было с той стороны, куда скрылись таджики. Фоня просиял. «Рахмат!» - завопил он в ответ. И "За мной!"

С этим чапаевским призывом Мальцев поволок упирающуюся Скалкину к дому 17, строению 6. Там тоже имелась своя закрытая железная дверь. "Кэто?" - спросил у нихдомофон. "От Рифата!" - вперед Фони выкрикнула Диана. Замок запищал, но, не давая им войти, из двери просунулась смуглая лопоухая физиономия. "Там рейд, паспорта проверяют, к вам идут", - наябедничал на федералов Мальцев. Физиономия еще оглядывала Фоню и Диану, и явно сомневалась, как во двор въехал фэмээсовский транспорт, - видать, Евгений Алексеевич собрал в подвале неплохой улов. "Ой!" - отреагировал лопоухий, и подался назад. Его замешательства хватило на то, чтоб Афанасию просунуть в дверь руку. Мальцев наддал плечом... "Ой!" - еще раз шуганулся смуглолицый страж, и немедленно куда-то пропал, как сквозь землю провалился.

В этом подвале все было таким же безнадежным, как в предыдущем, только часть помещения отгорожена занавеской. Мальцев осторожно ее приподнял, - за тряпкой оказалась «женская половина». Таджичка в пестром платке смотрела невесело, но без испуга, девочка лет пяти у нее на коленях смешно таращила глазки-смородинки и мусолила в ротике сушку. Фоня вздохнул, полез в рюкзак, и достал оттуда большую пачку чая, несколько лепешек, сыр, тушенку, банку меда, медикаменты, шерстяные носки и пуховый платок. Все это он положил рядом с женщиной на коврик. И ретировался, задернув лоскутный занавес. Вид у него был подавленный.

«А может, он все-таки того?» - опять малодушно засомневалась Скалкина. «И ведет себя странно, и плетет невесть что…» Рассуждая таким образом, она невольно пятилась задом, одновременно сторонясь обитателей подземелья, в свою очередь, удиравших в надежде не попасть под раздачу. «З-зараза!», - зашипела Диана, пребольно ударившись локтем о какой-то выступ. Присмотревшись, она увидела полукруглый проем в стене, выбитый так низко, что даже ей доходил лишь до плеча. В проеме едва различалась черная дверца. Если бы в подвале оставалось столько народа, сколько было вначале, они бы эту дверь ни в жизнь не заметили.


«Ну-ка, ну-ка!» - подскочил вновь оживший Мальцев. Из своего спецхрана, то бишь из черного рюкзака, он извлек фонарик. Осветившиеся воротца были действительно древними, коваными, с длинными накладными петлями и кольцами вместо ручек. «Похоже!» - ликовал Фоня. Подергал за кольца – заперто. Тогда он извлек из бездонного рюкзака ломик. Поднажал по молодецки - что-то хрястнуло, треснуло, дверцы поддались, и отворились. Как не странно, бесшумно.

Перед тем, как туда войти, Мальцев рванул молнию на пуховике и выхватил из-за пазухи полотняный мешочек на веревочке, вроде тех, в каких старушки с деревенским прошлым держат семечки. Мешочек источал смутно знакомый, церковный аромат. "Росный ладан", - пояснил Фоня. "Держитесь за мной!"

И, сложившись в три погибели как японский зонтик, Афанасий ступил внутрь...